ГЛАВА 127
Иисус предстает перед Синедрионом, затем перед Пилатом
МАТФЕЯ 27:1—11 МАРКА 15:1 ЛУКИ 22:66—23:3 ИОАННА 18:28—35
УТРОМ ИИСУС ПРЕДСТАЕТ ПЕРЕД СИНЕДРИОНОМ
ИУДА ИСКАРИОТ ПЫТАЕТСЯ ПОВЕСИТЬСЯ
ИИСУСА ВЕДУТ К ПИЛАТУ, ЧТОБЫ ОН ВЫНЕС ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ ПРИГОВОР
Ночь подходит к концу. Петр отрекается от Иисуса в третий раз. Члены Синедриона, устроившие пародию на суд, расходятся. Утром в пятницу они собираются вновь — вероятно, чтобы придать незаконному ночному суду вид законности. В Синедрион приводят Иисуса.
Судьи снова требуют: «Если ты Христос, скажи нам». Иисус отвечает: «Даже если я скажу вам, вы ни за что не поверите. И если я спрошу вас, вы ничего не ответите». Однако Иисус, проявляя мужество, дает им понять, что он тот, кто предсказан в Даниила 7:13. Он говорит: «Отныне Сын человеческий будет сидеть по правую сильную руку Бога» (Луки 22:67—69; Матфея 26:63).
Они настойчиво спрашивают: «Так, значит, ты — Сын Бога?» Иисус отвечает: «Вы сами говорите, что я». Они считают это достаточным основанием для того, чтобы казнить Иисуса за богохульство. «Зачем нам нужно другое свидетельство?» — спрашивают они (Луки 22:70, 71; Марка 14:64). Иисуса связывают и ведут к римскому правителю Понтию Пилату.
Возможно, это видит Иуда Искариот. Когда он понимает, что Иисус осужден, он чувствует угрызения совести и отчаяние. Однако вместо того, чтобы, проявив искреннее раскаяние, обратиться к Богу, он идет к старшим священникам, чтобы вернуть 30 серебряных монет. Иуда говорит им: «Я согрешил, предав праведного человека». В ответ он слышит слова, не выражающие ни малейшего сострадания: «А нам-то что? Смотри сам!» (Матфея 27:4).
Иуда бросает 30 серебряных монет в храме и затем совершает еще один грех — пытается покончить с собой. Но ветвь, к которой он привязывает веревку, чтобы повеситься, по-видимому, обламывается. Он падает и разбивается о камни, а его внутренности, разрываясь, выпадают наружу (Деяния 1:17, 18).
Ранним утром иудеи ведут Иисуса во дворец Понтия Пилата. Но они не хотят туда входить, боясь, что близкое общение с неевреями их осквернит. Тогда они не смогут принимать пищу 15 нисана, в первый день Праздника пресных лепешек, который рассматривается как продолжение Пасхи.
Пилат выходит к ним и спрашивает: «Какое обвинение вы выдвигаете против этого человека?» Иудеи отвечают: «Не будь он преступником, мы не отдали бы его тебе». Пилат, возможно, чувствуя, что на него оказывают давление, говорит: «Возьмите его сами и судите по вашему закону». Открывая свое намерение предать Иисуса смерти, иудеи отвечают: «По закону мы не имеем права никого убивать» (Иоанна 18:29—31).
Почему иудеи так говорят? Потому что, если они убьют Иисуса во время празднования Пасхи, это может вызвать в народе возмущение. А если они добьются того, что Иисуса казнят римляне по политическому обвинению, то создастся впечатление, что иудеи тут ни при чем.
Религиозные руководители не говорят Пилату, что осудили Иисуса за богохульство. Они придумывают новые обвинения: «Мы выяснили, что он [1] развращает наш народ, [2] запрещает платить налоги цезарю и [3] говорит, что он Христос, царь» (Луки 23:2).
Упоминание о том, что Иисус называет себя царем, вызывает у Пилата, представителя римской власти, беспокойство. Пилат возвращается во дворец, приказывает привести к нему Иисуса и спрашивает: «Ты иудейский царь?» Другими словами, он хочет знать, не нарушил ли Иисус закон империи, провозгласив себя царем и тем самым восстав против цезаря. Иисус, возможно, желая узнать, что именно Пилат о нем слышал, спрашивает: «Ты говоришь это от себя или другие сказали тебе обо мне?» (Иоанна 18:33, 34).
Пилат дает понять, что ничего не знает об Иисусе, но хотел бы узнать. «Разве я иудей? — говорит он и добавляет: — Твой народ и старшие священники отдали тебя мне. Что ты сделал?» (Иоанна 18:35).
Иисус не пытается уклониться от обсуждения главного вопроса — вопроса о царской власти. Его ответ, без сомнения, очень удивляет римского правителя.