АВЕССАЛО́М

(«отец [т. е. Бог] — мир»).

Третий из шести сыновей Давида, родившихся у него в Хевроне. Его матерью была Мааха, дочь Фалмая, царя Гессура (2См 3:3—5). У Авессалома родилось три сына и одна дочь (2См 14:27). В 1 Царей 15:2, 10 его имя на еврейском языке пишется несколько иначе. (См. 2Лт 11:20, 21.)

Члены семьи Авессалома отличались привлекательной внешностью. Своей красотой Авессалом прославился на всю страну. Раз в год он стригся, и вес состриженных волос составлял двести сиклей (2,3 кг). Это, несомненно, объяснялось тем, что он пользовался оливковым маслом или мазями. Миловидной была и его сестра Фамарь. О его дочери, названной в честь своей тети, сказано, что она была «очень красивой женщиной» (2См 14:25—27; 13:1). Однако, вместо того чтобы послужить им во благо, их красота стала одной из причин весьма неприглядных событий, которые принесли невыразимое горе отцу Авессалома, Давиду,— и не только ему,— и повергли страну в пучину потрясений.

Убийство Амнона. В красивую Фамарь влюбился единокровный брат Авессалома Амнон. Притворившись больным, Амнон попросил прислать к нему Фамарь, чтобы она приготовила ему поесть. Когда же она подала ему еду, он ее изнасиловал. Чувственная любовь сменилась у Амнона отвращением и ненавистью, и он выставил Фамарь за дверь. Она разорвала на себе полосатое платье, служившее знаком того, что она девственница, дочь царя, и посыпала голову пеплом. Ее встретил Авессалом. Сразу поняв, в чем дело, он высказал подозрение в адрес Амнона. Это говорит о том, что Авессалому было известно о страсти, которая одолевала его брата. Однако Авессалом попросил свою сестру не предъявлять Амнону никаких обвинений и взял ее жить к себе в дом (2См 13:1—20).

Библеист Джон Китто отмечает следующее: то, что Фамарь была взята под опеку Авессаломом, а не ее отцом, предписывалось обычаем Востока. В полигамной семье между детьми одной матери существует наиболее тесная связь и дочери «находятся под особой опекой и защитой своего брата... от которого в плане безопасности и охраны их чести ожидается даже больше, чем от отца» (Kitto J. Daily Bible Illustrations. Samuel, Saul, and David. 1857. С. 384). Намного раньше за поруганную честь Дины отомстили ее братья (по отцу и по матери) Левий и Симеон (Бт 34:25).

Давид, услышав о том, какому унижению подверглась его дочь, сильно разгневался, однако он ничего не предпринял для наказания виновного. Возможно, это объясняется тем, что против Амнона не было выдвинуто никаких прямых или официальных обвинений, подтвержденных доказательствами или показаниями очевидцев (Вт 19:15). Авессалом же не хотел давать ход этому делу о нарушении Амноном Моисеева закона, вероятно, потому, что не желал навлечь на свою семью и свое имя дурную славу (Лв 18:9; 20:17). Тем не менее он затаил на Амнона злобу и вынашивал желание его убить, хотя и не подавал виду. Он ожидал подходящего момента, когда смог бы сам отомстить Амнону. (Ср. Пр 26:24—26; Лв 19:17.) С этого времени жизнь Авессалома становится классическим образцом коварства и вероломства, чему в основном посвящены шесть глав 2 Самуила (2См 13:21, 22).

Прошло два года. Настала радостная пора стрижки овец, и Авессалом решил устроить пир в Ваал-Гацоре, расположенном примерно в 22 км к С.-С.-В. от Иерусалима. На пир он пригласил сыновей царя и самого Давида. Давид сказал, что не может прийти, и тогда Авессалом упросил его хотя бы послать его первенца Амнона (Пр 10:18). На пиру, когда Амнон развеселился от вина, Авессалом приказал слугам убить его. Остальные сыновья Давида вернулись в Иерусалим, а Авессалом убежал к своему деду-сирийцу в царство Гессур, что к В. от Галилейского моря (2См 13:23—38). Таким образом «меч», предсказанный пророком Нафаном, вошел в «дом» Давида и с тех пор не оставлял его до конца дней царя (2См 12:10).

Вновь обретает благосклонность. Через три года, когда боль, вызванная смертью первенца, утихла, Давид по-отцовски затосковал по Авессалому. Иоав, словно читая мысли царя, своего дяди, с помощью хитрости побудил Давида даровать Авессалому условное прощение, что позволило ему вернуться, но не давало права появляться во дворце отца (2См 13:39; 14:1—24). Прожив два года в изоляции, Авессалом начал добиваться полного прощения. Когда Иоав, человек, приближенный к царю, отказался прийти к Авессалому, тот заставил его это сделать, приказав поджечь принадлежавшее Иоаву ячменное поле. Когда пришел разгневанный хозяин, Авессалом сказал ему, что ожидает от царя окончательного решения. Он заявил: «Если я чем-то согрешил, то пусть убьет меня» (2См 14:28—33). Иоав передал Давиду слова его сына. Давид принял Авессалома, и тот пал ниц в знак совершенной покорности. Тогда Давид поцеловал его, что означало полное прощение (2См 14:28—33).

Вероломство. Прожив пять лет вдали от отца, Авессалом, по всей видимости, утратил к нему всякую сыновнюю привязанность. Три года он общался с языческой знатью, и это, возможно, объясняет, почему у него развилось честолюбие. Вероятно, Авессалом считал, что принадлежность к царскому роду — по отцу и по матери — дает ему основание претендовать на престол. Поскольку о Килеаве (Данииле), который был вторым сыном Давида, после упоминания о его рождении больше ничего не говорится, он к тому времени, должно быть, уже умер, а значит, Авессалом был старшим из живших тогда сыновей Давида (2См 3:3; 1Лт 3:1). Тем не менее Божье обещание относительно будущего «потомка», который наследует престол, было дано Давиду после рождения Авессалома, и, следовательно, Авессалом должен был знать, что царем Иегова избрал не его (2См 7:12). Как бы то ни было, вновь обретя положение одного из первых лиц в государстве, Авессалом развернул подпольную политическую кампанию. Он весьма искусно изображал беспокойство о благополучии народа и притворялся другом простых людей. Он осторожно намекал израильтянам, особенно тем, кто не принадлежал к племени Иуды, что в царском дворе никому нет дела до их нужд и что там очень не хватает такого чуткого и заботливого человека, как он (2См 15:1—6).

К чему относится фраза «когда прошло сорок лет», встречающаяся во 2 Самуила 15:7, нельзя утверждать с уверенностью. В греческой Септуагинте (издание де Лагарда), сирийской Пешитте и латинской Вульгате она передана как «четыре года». Однако маловероятно, что Авессалом стал бы ждать шесть лет, чтобы исполнить обет,— если считать «четыре года» с того времени, когда он вновь был полностью восстановлен в правах (2См 14:28). Поскольку и трехлетний голод, и война с филистимлянами, и попытка Адонии захватить престол произошли при правлении Давида, но после событий, о которых сейчас идет речь, становится очевидным, что автор ведет отсчет «сорока лет», отталкиваясь от времени, которое значительно предшествовало началу 40-летнего правления Давида. Возможно, подразумеваются 40 лет с того момента, когда Самуил впервые помазал его царем. В таком случае понятно, почему говорится, что в то время, «когда прошло сорок лет», Авессалом был еще «юношей» (2См 18:5), ведь он родился где-то между 1077—1070 гг. до н. э.

Когда Авессалом решил, что приобрел достаточно много сторонников во всем Израиле, он под вымышленным предлогом получил у отца разрешение пойти в Хеврон, прежнюю столицу Иуды. Там он быстро составил самый настоящий заговор с целью захватить престол и разослал по всей стране своих людей, чтобы они провозгласили его царем. После того как Авессалом совершил жертвоприношения, воззвав к Богу о благословении для своего царствования, он получил поддержку Ахитофела — наиболее авторитетного из советников своего отца. Вслед за этим многие перешли на сторону Авессалома (2См 15:7—12).

Из-за сложившегося чрезвычайного положения и угрозы нападения на Иерусалим Давид решил покинуть свой дворец вместе со всеми домашними, хотя на его стороне оставалось немало верных людей, в том числе главные священники, Авиафар и Садок. Их он отправил обратно в Иерусалим в качестве связных. Когда Давид, босиком, плача и с покрытой головой, поднимался на Масличную гору, навстречу ему вышел Хусий, друг царя. Но Давид и его послал в Иерусалим — с поручением расстроить совет Ахитофела (2См 15:13—37). Давиду пришлось иметь дело с людьми, которые желали с выгодой для себя воспользоваться сложившимися обстоятельствами: один из них искал его расположения, а другой проявлял мятежный дух и изливал накопившуюся злобу. В этой ситуации особенно видно, что Давид резко отличался от Авессалома своей безропотной покорностью и нежеланием воздавать злом за зло. Так, когда его племянник Авесса захотел пойти и снять голову с Шимея, который выкрикивал проклятия и бросался камнями, Давид не позволил ему, сказав: «Если мой собственный сын, который рожден от меня, ищет моей души, тем более этот вениамитянин! Оставьте его, пусть проклинает, ведь так ему велел Иегова! Может быть, Иегова увидит своими глазами и воздаст мне Иегова добром за то, что сегодня Шимей меня проклинает» (2См 16:1—14).

Когда Авессалом занял Иерусалим и царский дворец, к нему пришел Хусий. Сделав едкое замечание по поводу дружбы между ним и Давидом, Авессалом тем не менее поверил, что Хусий перешел на его сторону. Затем по совету Ахитофела Авессалом на глазах у всех стал вступать в интимные отношения с наложницами своего отца. Это говорило о полном разрыве между ним и Давидом и о непреклонной решимости Авессалома удержать престол (2См 16:15—23). Так исполнились заключительные слова боговдохновенного пророчества Нафана (2См 12:11).

Ахитофел попросил Авессалома дать ему воинов, чтобы в ту же ночь выступить против Давида и нанести ему сокрушительное поражение, прежде чем Давид успеет развернуть свои силы в боевой порядок. Такое предложение Авессалому понравилось, но он также хотел услышать мнение Хусия. Понимая, что Давиду нужно выиграть время, Хусий нарисовал яркую словесную картину, сыграв, возможно, на отсутствии у Авессалома настоящего мужества (до сих пор он проявлял не столько храбрость и доблесть, сколько самонадеянность и коварство), а также на его тщеславии. Хусий посоветовал выделить время на то, чтобы собрать огромное войско, которое возглавил бы сам Авессалом. По воле Иеговы Авессалом последовал совету Хусия. Ахитофел, очевидно, понимая, что восстание обречено на провал, покончил с собой (2См 17:1—14, 23).

Чтобы вовремя предостеречь Давида, Хусий известил его о совете Ахитофела, и, несмотря на старания Авессалома перехватить тайных гонцов, Давид получил это известие. Он перешел через Иордан и, поднявшись на холмы Галаада, пришел в Маханаим (город, который ранее сделал своей столицей Иевосфей). Там Давида встретили с радушием и щедростью. Готовясь к столкновению, Давид разделил свое войско, продолжавшее расти, на три отряда, которые возглавили Иоав, Авесса и гефянин Иттай. Давида уговорили остаться в городе, поскольку так было лучше всего. Давид, как это ни удивительно, показал, что совершенно не держит на Авессалома зла. Он принародно попросил трех своих военачальников: «Ради меня, обращайтесь помягче с юношей Авессаломом» (2См 17:15—18:5).

Решающее сражение и смерть. Опытные воины Давида нанесли новообразованному войску Авессалома сокрушительный удар. Сражение распространилось на лес Ефрема. На своем царском муле Авессалом заехал под большое дерево, и его волосы запутались в низких ветвях, так что он повис в воздухе. Человек, который увидел его и сообщил об этом Иоаву, сказал, что даже за «тысячу сиклей серебра» (ок. 2 200 долл.) не нарушил бы повеления Давида не убивать Авессалома. Но Иоав не чувствовал себя связанным царским распоряжением. Он вонзил в сердце Авессалома три дротика, после чего десять его воинов разделили со своим военачальником ответственность за смерть царского сына. Его, мертвого, бросили в яму и забросали камнями как недостойного погребения (2См 18:6—17; ср. ИсН 7:26; 8:29).

Когда вестники прибыли к Давиду в Маханаим, он в первую очередь спросил о своем сыне. Узнав о смерти Авессалома, Давид поднялся в верхнюю комнату и стал ходить из угла в угол, причитая: «Мой сын Авессалом! Мой сын, мой сын Авессалом! Лучше бы я умер вместо тебя, мой сын Авессалом, мой сын!» (2См 18:24—33). Только доводы Иоава, высказанные прямолинейно и без лишних церемоний, помогли Давиду избавиться от душевных мук, вызванных безрассудством и трагической смертью этого молодого человека, обладавшего приятной внешностью и острым умом, но оказавшегося во власти непомерного честолюбия, которое подтолкнуло его на приведшую к гибели борьбу с Божьим помазанником (2См 19:1—8; ср. Пр 24:21, 22).

Третий Псалом Давид сочинил во время восстания Авессалома, о чем свидетельствует надписание к этому псалму.

Памятник Авессалома. Авессалом поставил столб в «Долине царя», названной также «долиной Шаве» и находившейся недалеко от Иерусалима (2См 18:18; Бт 14:17). Столб Авессалом поставил потому, что у него не было сыновей, которые бы сохранили его имя после его смерти. По всей видимости, его три сына, о которых говорится во 2 Самуила 14:27, умерли молодыми. Авессалом не был похоронен на месте памятника. Его тело осталось в яме в лесу Ефрема (2См 18:6, 17).

В наше время в долине Кедрон стоит высеченный из скалы столб, который называют гробницей Авессалома, однако, судя по архитектуре этого памятника, он относится к греко-римскому периоду, возможно ко времени Ирода. Нет никаких оснований полагать, что этот столб имеет отношение к Авессалому.